Конечно, деление на шаблонные и творческие задачи — субъективно, то есть
зависит от того субъекта, перед которым эти задачи стоят.
Например, для профессионального художника ещё один «шедевр» — это шаблонная задача,
а для маленького ребёнка надеть штаны может быть творческой задачей.
Интересная особенность состоит в том, что шаблонная задача не вызывает никаких эмоций. Она обычно делается в «фоновом» режиме — например, мы моем посуду, а думаем совершенно о другом.
Творческая же задача всегда сопровождается эмоциями. Нам не хватает наших чисто интеллектуальных инструментов, и мы подтягиваем более древние инструменты — эмоции.
И здесь есть интересное различие — мы можем подтягивать для решения творческой задачи негативные эмоции, и таким образом превратить её в ПРОБЛЕМУ, а можем — позитивные эмоции, и тогда творческая задача превращается в ИГРУ или ПРИКЛЮЧЕНИЕ.
Творческая задача + Негативные эмоции = Проблема.
Творческая задача + Позитивные эмоции = Приключение (Игра).
Таким образом, Проблема — это попытка решить творческую задачу с помощью негативных эмоций, а Приключение — это попытка решить творческую задачу с помощью позитивных эмоций. Нюанс в том, что негативные эмоции оказывают «медвежью услугу» — в большинстве случаев с их помощью творческую задачу решить просто НЕВОЗМОЖНО. Зато позитивные эмоции (интерес, энтузиазм, азарт и т. д.) здорово повышают шансы на решение.
Получается, что задача психотерапии не в том, чтобы клиент решил проблему, а в том, чтобы он начал её решать с помощью позитивных эмоций. То есть задача превратить проблему в приключение. Как писал Генри Торо: «Не важно, придёт ли корабль в гавань, главное, чтобы он шёл правильным курсом».
А творческую задачу всё равно будет решать сам клиент, но уже не со злобой и досадой, а с
интересом и энтузиазмом.
Весь драматизм ситуации в том, что как раз применение негативных эмоций и мешает нам решить эту самую задачу. Вот такой вот парадокс. Получается, мы сами себе мешаем. Ибо в самый ответственный момент, когда нам больше всего нужно трезвое мышление и здоровый энтузиазм, вдруг выскакивает какая-нибудь негативная эмоция, типа гнева или страха, и мы под их воздействием начинаем делать глупости, которые только усугубляют ситуацию.
Негативные эмоции действуют, как предатель, который сидит тихонько, пока у нас всё хорошо. Но как только мы попадаем в какую-то сложную ситуацию, он тут же набрасывается на нас изнутри, и нам приходится сражаться на два фронта.
Итак, что же такое эмоции? Первое, что бросается в глаза: эмоции – относительно древняя поведенческая система. По крайней мере, у всех млекопитающих она присутствует.
Тело практически любого живого существа – это «биологический Шанхай».
Давайте взглянем на эмбриогенез — что-то строится, потом перестраивается, достраивается, ломается и вновь восстанавливается, функции перекочёвывают от одного органа к другому,
а на некоторые органы навешивается несколько слабо связанных между собой функций.
В итоге мы получаем конструкцию, в которой наряду с рациональной логикой присутствует и логика историческая, объяснимая только филогенезом. Классический пример – возвратный гортанный нерв.
Вот цитата из Википедии:
Возвратный гортанный нерв присутствует у всех млекопитающих, и как у человека — отходит от идущего из мозга блуждающего нерва, огибает дугу аорты или иную крупную артерию и идёт обратно к гортани. Особенно ярко этот маршрут выражен у жирафа: общая длина возвратного нерва может достигать четырёх метров, так как он проходит через всю шею туда (в составе блуждающего нерва) и обратно (как самостоятельный возвратный нерв), при том, что расстояние от мозга до гортани составляет всего несколько сантиметров.
Такая нецелесообразная траектория хорошо согласуется с синтетической теорией эволюции,
и не объясняется альтернативными подходами, а потому рассматривается как одно из доказательств эволюции. Такое строение этого нерва млекопитающие унаследовали от рыб,
у которых отсутствует шея, и гомологичная ветвь блуждающего нерва идёт по оптимальной траектории.
В качестве примера смещения функций можно привести щитовидную железу, которая
у земноводных отвечает за метаморфоз (превращение головастика в лягушку), а у млекопитающих – за скорость обменных процессов.
Похоже, эмоции – это тоже сложное эволюционное образование, которое имеет сразу несколько функций, которые надстраивались друг над другом в процессе фило- и антропогенеза. Так что у человека эмоции существуют в трёх ипостасях.
Ипостась первая – объектные («физиологические») эмоции.
В этой ипостаси, самой древней, эмоции – это система врождённых шаблонных стратегий поведения, цель которых – адаптация к объектам в окружении организма. Это первичная функция эмоций.
Каждая эмоция имеет врождённый, шаблонный триггер, который запускает её, шаблонную поведенческую стратегию и шаблонную эндокринно-вегетативную реакцию.
Цитата из Пола Экмана:
«Подобно тому, как физическое ограничение является врожденным триггером для гнева, существуют также подобные триггеры и для страха: например, Нечто, быстро движущееся
в пространстве и способное нанести нам удар, если мы не отскочим в сторону, или внезапная потеря поддержки, вызывающая наше падение. Угроза физической боли является врожденным
триггером для страха, хотя непосредственно в момент боли страх может не ощущаться».
Таки образом, всё многообразие возможных ситуаций мгновенно оценивается как триггер той или иной эмоции, и запускается соответствующая стратегия, которых совсем немного
(8 по Плучеку, 9 по Экману).
Эмоция в объектной ипостаси ЦЕЛИКОМ ПРОЯВЛЯЕТСЯ В ДЕЙСТВИЕ.
Например, страх в этой ипостаси возникает при аварийной ситуации на дороге, или когда мы поскальзываемся на льду. В этих ситуациях мы эмоцию не чувствуем. Мы осознаём её только постфактум. В такой ситуации эмоция «выскакивает» автоматически, рефлекторно, она не осознаваема и не контролируема.
Поэтому эмоции в объектной ипостаси нельзя делить по общепринятому принципу на «положительные» и «отрицательные». Правильнее их будет делить на аппетентные (от лат. appetentia – стремление) и аверсивные (от лат. aversio – отворачивание в другую сторону).
Первые обеспечивают наиболее эффективное поведение при контакте с ресурсом, вторые – наоборот, при контакте с антиресурсом (помехой, опасностью).
Ипостась вторая – интерсубъектные («социальные») эмоции.
Для начала цитата (С.Дерядо, В.Ясвин. Гроссмейстер общения):
«Во время телевизионного интервью у знаменитого циркового дрессировщика Филатова спросили: «С кем из хищных зверей опаснее всего работать?» Ответ артиста был неожиданным. Оказалось, что с «кровожадными» львами иметь дело гораздо безопаснее, чем с
«добродушными мишками». Весь секрет в том, что львы в африканских саваннах живут группами (прайдами), поэтому их мимика хорошо развита, ведь она во многом помогает поддерживать взаимопонимание в львиной группе и регулировать поведение. А медведи – одиночки. Им попросту некому показывать свои чувства – их мимика маловыразительна.
Природа экономна, она не тратится на «излишества». Так вот, у льва, когда он решается нападать, прежде обязательно появляется соответствующая гримаса, которая и предупреждает укротителя об опасности. А медведь же может вдруг «ни с того, ни с сего», как говорится, без объявления войны, треснуть лапой своего двуногого партнёра, порой вовсе к этому не готового.
Таким образом, у живущих группами млекопитающих эмоции приобретают ещё одну функцию – коммуникативную. Считывание эмоциональных состояний друг друга помогает особям вовремя спасаться от врагов или решать вопросы доминирования без кровопролития.
У человека как общественного животного внешнее выражение эмоций гипертрофировано – для того, чтобы сигнализировать о своих готовящихся действиях сородичам и тем самым координировать совместное поведение. Этот механизм бессознателен и лежит в основе феномена эмоционального «заражения».
Так эмоции становятся ИНСТРУМЕНТОМ управления ближним. При этом они видоизменяются относительно первичной формы:
Во-первых, большую роль начинает играть не столько двигательное действие как таковое, сколько экспрессия эмоции – мимика, интонация.
Во-вторых, тормозятся непосредственные двигательные действия – удар заменяется сжиманием кулаков и челюстей, бегство – дрожью и т.д.
В-третьих, триггер здесь уже вторичный. Поведение коммуниканта оценивается
по аналогии с движением объектов: «Он мне мешает», «Она меня бросила» и т.д.
И, как ни странно, эмоции в интерсубъектной ипостаси тоже практически не осознаются. Наверно, каждому приходилось сталкиваться с ситуацией, когда человек, орущий в гневе, уверен, что он абсолютно спокоен и разговаривает «нормальным голосом». Поэтому об эмоциях в этой ипостаси тоже не совсем корректно говорить как о «позитивных» или «негативных». Их правильнее разделить на «подкрепляющие» и «прерывающие» текущее поведение коммуниканта. То есть с помощью «подкрепляющих» эмоций мы как бы говорим
ближнему: «Продолжай в том же духе», а с помощью «прерывающих» — «Прекрати».
И здесь расцветают пышным цветом эмоциональные «игры», когда два организма (человеческих или не очень (достаточно вспомнить «эмоциональные битвы» котов)) пытаются одновременно управлять друг другом с помощью эмоций.
«Игры» Эрика Берна (которые, на мой взгляд, правильнее было бы назвать «ловушками») – это примеры таких устойчивых «партий», разыгранных на языке эмоций.
Ипостась третья – интрасубъектные («психологические») эмоции.
Но на этом эволюция эмоций не заканчивается. Человек – мета-существо, склонное к образованию рефлексивных колец. То есть воспринимать своё же восприятие.
Зачем это нужно? Это даёт возможность управлять собой, то есть вмешиваться в процессы «стимул – реакция», и быстро их видоизменять. Собственная реакция сама становится стимулом. Таким образом, третичная функция эмоций – самоуправление.
Когда человек научается воспринимать свои собственные эмоции, он начинает пытаться ими управлять с помощью… эмоций же! И вот теперь возникает тот феномен, который мы воспринимаем субъективно как эмоцию или чувство.
Таким образом, чувство – это эмоция в интрасубъектной ипостаси. А точнее – ПАРА ЭМОЦИЙ: эмоция / мета-эмоция. Самое интересное здесь то, что вторая эмоция, которая мета-, не осознаётся. Конечно, её можно осознать, но только с помощью другой мета-эмоции, для
которой эта станет просто эмоцией.
Именно эмоции в рефлексивной ипостаси переживаются как «позитивные» и «негативные». Ведь что значит, что я переживаю позитивную эмоцию? Это значит, что я переживаю эмоцию, которая мне нравится. Следовательно, есть одна эмоция, которую я осознаю, и вторая, которая мной не осознаётся, но которая окрашивает первую. То же самое и с «отрицательными» эмоциями.
Вот эта неосознанная мета-эмоциональная добавка и делает чувства такими разнообразными и неповторимыми. Когда говорят о том, что разнообразие эмоций не поддаётся счёту, имеют в виду именно эмоции в интрасубъектной ипостаси, то есть пары эмоций.
К сожалению, рефлексивность человека – это его не только радость, но и беда. Человек начинает разыгрывать внутри себя такие же «эмоциональные битвы», как и во вне. Пытаясь управлять своими негативными эмоциями с помощью своих же негативных эмоций (гневаться на себя за свой страх, винить себя за свой гнев, и т.д.), человек создаёт внутри себя петлю положительной обратной связи, где каждая последующая прерывающая эмоция пытается прервать предыдущую. Этот феномен и называют «страдание».
Эмоции в психологической ипостаси – это интериоризированные эмоции в социальной ипостаси. «Сворачиваясь внутрь нашей головы», они обретают по ходу несколько дополнительных свойств:
1. Эмоции начинают включаться не на реальные, а на МЕТАФОРИЧЕСКИЕ
стимулы. Что это значит? Мы постоянно оцениваем реальность и ИНТЕРПРЕТИРУЕМ все ситуации жизни в тот же самый набор шаблонов - «опасность», «помеха», «мерзость», «потеря» и т. д. Мы даже говорим так: «НАДВИГАЕТСЯ кризис», «Я ПОТЕРЯЛ надежду», «Моя вспыльчивость МЕШАЕТ мне нормально жить». И реагируем на эти наши интерпретации соответствующей ей эмоцией, правда, значительно меньшей интенсивности, чем на реальный
стимул.
2. Эмоции становятся более слабыми и, соответственно, более быстро сменяют друг друга — потому что нет такой мощной «вегетативной бури», какая случается при убегании от медведя. Гормональные сдвиги гораздо мене амплитудные, и мы вполне можем при желании не проявлять эмоцию во вне. Точнее, почти не проявлять - действия заменяются напряжениями мышц.
***
И вот теперь можно вернуться к изначальному вопросу – как творческую задачу превратить
в проблему? Для этого должно случиться четыре последовательных события:
1. Принять творческую задачу за шаблонную. (Например: «Все должны меня уважать» —
по умолчанию, в автоматическом режиме).
2. Столкнуться с барьером. Пока нет столкновения с барьером, подобное убеждение
не создаёт никаких проблем.
3. Назначить виновного (антиресурс). Вот с этого места начинается собственно движение
к проблеме. Виновный – это кто-то, кто является «причиной» барьера. Причиной можно назначить
a. Другого («Они меня не уважают, сволочи!»),
b. Себя («После того, что я сделал, меня невозможно уважать»),
c. Объект («Из-за этих уродливых ушей меня никто не уважает»),
d. Надсистему («Ну, почему Жизнь ко мне так не справедлива?!»).
4. Если что-то проинтерпретировано как антиресурс, то автоматически включается «прерывающая» эмоция, которая, если тут же не приводит с успеху, обрастает «прерывающими» же мета-эмоциями. Итого – имеем негативную эмоцию.
Длительная борьба с «причиной» барьера приводит к «сдвигу мотива на
цель», достижение цели уходит на задний план.
